«История народной команды в стране рабочих». Американский писатель Боб Эдельман – о «Спартаке»

«Боление за «Спартак» стало способом выразить недовольство властями». Американский писатель – о «Спартаке», часть 1

В первой части спартаковской истории советского общества Роберт Эдельман рассуждает об особенностях выбора любимой команды в СССР и возможных политических последствиях такого выбора.

ВСТУПЛЕНИЕ

30 сентября 1939-го игроки самой популярной советской футбольной команды – московского «Спартака», готовились выйти на поле стадиона «Динамо», где должен был пройти кубковый полуфинал сезона. Команда шла на первом месте в национальном чемпионате, ее соперником был ближайший конкурент — тбилисское «Динамо», гордость Грузии и любимая команда Лаврентия Берии – могущественного и опасного главы тайной политической полиции, НКВД. Внешне зрелище ничем не отличалась от тысяч других таких же матчей. И в то же время игра не была похожа ни на что другое, что могло бы случиться в истории самого популярного в мире вида спорта. «Спартак» уже обыграл «Динамо» (Тбилиси) в полуфинале, 8 сентября – 1:0. Единственный забитый мяч вызвал споры. «Динамо» подало протест, который был быстро отклонён Государственным Советом по физической культуре. Еще четыре дня спустя «Спартак» выиграл финал. Капитан, Владимир Степанов, получил в свои руки кубок, команда прошла традиционный круг почета. Возобновились матчи национального чемпионата. «Спартак» успел сыграть ещё две игры, когда ЦК партии аннулировал решение спортивного руководства, отменил результат полуфинала и предписал командам переиграть его. Спартаковские лидеры обратились к своим друзьям в высоких инстанциях, но это не помогло. В первый и, очевидно, в последний раз в истории, полуфинал переигрывался после того как финал уже был разыгран, а турнир закончился. Очевидно, Берия все же добился своего. 

Как и многие другие области советской жизни, спорт и политика были тесно связаны между собой. Следуя этой логике, в книге небольшая часть истории используется для того, чтобы ответить на большой вопрос. Маленькая часть истории связана с московским «Спартаком». Большой вопрос формулируется так: «Что обычные советские люди думали о той системе, в которой они жили?» Ответ как будто бы неуловим. Десятилетиями западные ученые, журналисты и другие внешние наблюдатели предпринимали слабые попытки как-то обнаружить точку зрения населения. В защиту этих исследователей, надо сказать, что найти хоть что-нибудь было действительно непросто. В демократических системах общественное мнение проявляется в результатах выборов, соцопросах, свободе печати. Понятное дело, что ни один из этих источников не был доступен человеку, изучающему историю СССР. Когда советскому руководству необходимо было узнать, что о нём думает собственное население, оно полагалось на отчеты тайной полиции. Зарубежные исследователи не могли посмотреть на эти бумаги вплоть до распада СССР. Более того, даже когда они стали доступны, насколько по ним можно судить об общественных настроениях? Ведь если врагов нет, то зачем существовать тайной полиции? Чтобы доказать свою необходимость, госбезопасность всегда должна была находить (а вероятно иногда и изобретать) какой-нибудь беспорядок.

Коммунизм не давал советским гражданам особенной свободы выбора, но спорт был одной из немногих областей жизни, в которой простые люди могли иметь свое собственное мнение. Они были свободны болеть за свою любимую команду и почитать своих собственных героев. У государства никогда не было возможности принуждать болельщиков к поддержке какой-либо команды — особенно если речь шла о футболе, самой популярной игре в стране. «Свои» команды были у фабрик, профсоюзов, студентов, милиции, армии. Выбирая, за кого болеть, футбольные болельщики (абсолютное большинство из которых были мужчинами), субъективным образом выражали вполне объективные вещи — определяли для себя, кто они такие, что думают и как относятся к окружающему их миру. Эти вещи касались вопросов их идентичности, и их политических предпочтений.

Выбор «за кого болеть» создавал болельщицкие группы, которые были видны внутри и около стадионов и в других публичных местах (на улице, во дворе), но, вместе с тем, решение поддерживать тот или иной клуб было и личным, частным делом (можно было болеть и на кухне, около радио, а позже — у экрана телевизора). Выбор любимого клуба был одним из многих маленьких шагов, при помощи которых человек конструировал самого себя. Как это принято во всем остальном мире, советские болельщики редко меняли свои предпочтения. Еще с середины 30-х «Спартак» и его группа поддержки использовали спорт для выражения своей позиции в различной среде, в том числе и внутри партии. В начале 90-х, вскоре после развала СССР, советский антрополог Левон Абрамян объяснял сущность этого выбора британскому журналисту Саймону Куперу: «В коммунистической стране... команда, за которую ты болеешь, подразумевала сообщество, к которому ты принадлежишь... Возможно, это была единственная возможность в жизни самому выбрать себе такое сообщество, и иметь возможность вести себя в нем так, как тебе хочется. Быть болельщиком... означало быть среди других, и быть свободным».

В правление Сталина и Хрущева «Спартак», в большей степени чем любая другая советская команда, воплощал в себе чувства и настроения своих болельщиков. Он не всегда был лучшей, но, определенно, всегда — самой популярной советской спортивной командой. «Спартак», больше чем любая другая из «гражданских» команд в советской лиге, давал возможность своей группе поддержки возможность дистанцироваться от ненавистных «силовых структур» (милиции и армии), у которых были свои спортивные общества. По словам одного безымянного советского гуманитария, «Спартак» оставлял своим болельщикам «маленький способ сказать «нет»» всему, что их окружало. Боление за «Спартак» стало одним из способов выразить своё недовольство официальными властями. Это, впрочем, не означает, что это недовольство когда-либо вырастало до уровня массовой поддержки идеи «смены власти», или, что не было других, не политических причин болеть за «Спартак». Короткий ответ на большой вопрос о том, что же думали о своем политическом строе советские граждане, таким образом становится раздражающе неопределенным.

Мечтой коммунистических лидеров в СССР всегда было доминировать во всех областях человеческой жизни, но футбол всегда был той областью, в которой власть обладала только очень ограниченным контролем. Один британский журналист как-то назвал эту игру «ненадежным инструментом» в руках диктаторов. Разумеется, всё это никак не оправдывает советскую версию коммунизма. Многие жители Советского Союза, выражая свое недовольство властью, могли дойти и до насилия — однако, как нам демонстрирует история «Спартака», иногда они сопротивлялись власти значительно менее явным и ожидаемым образом. Нечто похожее происходило и при других авторитарных режимах. Во франкистской Испании, где каталонская «Барселона» стала символом региональной автономии (как и «Атлетик» из Бильбао в стране басков). В Аргентине при военном управлении генералов критики режима как правило поддерживали «Бока Хуниорс» в противовес «Ривер Плейт».