Леонид Федун: Стадион «Спартак» — это на 100% наше. Мы будем становиться все сильней и сильней.

Леонид Федун, председатель совета директоров ИФД «Капиталъ»

В России останутся две нефтяные компании — «Роснефть» и «Лукойл», прогнозирует совладелец «Лукойла» Леонид Федун. О нефтяном, финансовом и спортивном бизнесе он рассказал «Ведомостям»

Леонид Федун — консервативный инвестор. Долгое время он был партнером Вагита Алекперова, совладельцем пенсионного фонда и банка, футбольного клуба «Спартак». В новые активы не вкладывался, а недавно у Федуна стало на один бизнес меньше — он уступил, как говорит сам, свое «детище» — НПФ «Лукойл-гарант». На рынке появилась информация, что покупкой его банка «Петрокоммерц» интересуется Сулейман Керимов. «Ведомостям» Федун объяснил, из каких активов и почему он сейчас выходит, а какие, наоборот, будет развивать. Рассказал, какой видит свою жизнь после выхода на пенсию, и вспомнил, какой она была до того, как начался его путь в бизнесе.

— Forbes в прошлом году оценил ваше состояние в $7 млрд. Это вообще имеет для вас значение?

— Никакого. (Обращается к дочери, сидящей рядом.) Тебе интересно, на каком я месте в списке Forbes? (Та отрицательно качает головой.) Мне — то же самое. Вот видите, детям тоже пофиг.

— Кстати, насчет детей и семьи. Насколько активно семья участвует в управлении теми проектами, которыми вы занимаетесь?

— Никак не участвует. Вот дочь, поскольку профессионально училась на пиарщика, помогает с «Тушино 2018», ей это интересно. А сын… У нас вообще это семейное, что все старшие дети выбирали свой собственный путь. Мой дедушка был агрономом и, несмотря на то что не был коммунистом, в советское время смог дорасти до очень высокого уровня в Госплане Украины. Папа стал хирургом, народным врачом СССР. То есть в своей профессии достиг максимума. Я же пошел по совсем другой стезе. Поступил после школы в обычное ракетное училище, потом в нефтяную сферу пошел. А сын совершенно другим стал заниматься: занялся туристическим бизнесом, построил гостиницу без всякого моего участия. Более того, я считал, что он все делает неправильно, а гостиница получила несколько призов как самый лучший архитектурный и дизайнерский проект. Хотя, по мне, то, что там сделали, — это дикость «наваляли», но оказалось, что потребителям, англичанам, нравится. Слава богу, что меня не слушал (смеется). Поэтому то, что дети выбирают свой собственный путь, — это даже хорошо.

— Когда я готовился к интервью, смотрел ваше телеинтервью Bloomberg, где вы отвечаете на вопросы журналиста на таком смешном английском, почти как у школьника… Но что интересно — вы как будто этого не замечаете и прете, как напролом, и это подкупает.

— Да, я говорю на английском плохо (улыбается), только начал учить. А в 50 лет это не так просто. Но я 20 лет служил в армии, которая научила меня спокойно относиться ко всему происходящему. Я не боюсь терпеть. Знаете, однажды, году в 1990-м, когда я был в Западной Сибири, из-за сильной метели не мог почти неделю вылететь из Сургута. И все это время я жил в ящике из-под телевизора. Другие могли с ума сойти, а я спокойно относился к происходящему.

— И где же стоял ваш ящик?

— Под лестницей в сургутском аэропорту. Гостиницы не было, автобусы и машины не ездили. Людей было очень много. Спасала ишимская водка, такие синие котлеты и открывшиеся первые видеосалоны, куда можно было прийти и поспать.

— Место ваше под лестницей никто не занимал, пока вы в видеосалоне были?

— А у меня был партнер (улыбается). Мы чередовались.

— Сейчас на какие вещи находите время? Какие хобби?

— Я играю в теннис три раза в неделю. Правда, сейчас локоть болит, но я и через боль играю. Пару раз в месяц хожу в Большой театр, очень балет люблю, но, конечно, футбол — это номер один.

— Что читали из последнего?

— Всего Дэна Брауна, это который «Код да Винчи» написал. Мне очень нравится его язык и стиль. Причем по-русски неинтересно читать, а по-английски — очень. Непростой язык, но нравится. Я, как всякий начинающий, пытался прочитать «Трое в лодке, не считая собаки», но не пошло. А вот Дэна Брауна читал с удовольствием от Angels and Demons до Lost Symbols.

— Вы постоянно увеличиваете свой пакет акций «Лукойла». Есть ли цель скупить определенный процент — и какой?

— [Для меня] это достаточно эффективное вложение средств. С одной стороны, гарантируется уровнем дивидендов, с другой — я вижу значительный потенциал роста компании. Поэтому мы вкладывали, вкладываем и будем вкладывать [деньги в акции «Лукойла»]. Доходность банковских депозитов очень низкая. За рубежом это может быть теперь и не так надежно, как мы видим. Что касается акций «Лукойла», я понимаю, что происходит в компании, и вижу потенциал роста.

— Какой пакет в «Лукойле» сегодня принадлежит менеджерам компании?

— Могу говорить за себя. У меня около 10%.

— Летом Вагит Алекперов говорил, что около 50% принадлежит иностранным акционерам, а еще примерно 50% — менеджерам компании. Это так?

— Я не хочу ни опровергать слова своего руководителя, ни подтверждать. Официально по отчету у меня 9,6%, у Вагита Юсуфовича, если не ошибаюсь, около 20,9%.

— А структурам «Капитала» сколько принадлежит?

— Там около 8%.

— Но эти акции не принадлежат вам? Или их можно считать аффилированными с вами?

— Эти доли можно считать аффилированными с нами и с менеджерами ИФД «Капиталъ».

— А те акции, которые вы покупали у Conoco?

— Это наши квазиказначейские акции. Их меньше 10%. Они находятся на балансе компаний группы «Лукойл».

— Сделка по приобретению «Роснефтью» ТНК-ВР каким-то образом может сказаться на конкурентоспособности рынка?

— Да никак не скажется. Когда я пришел в нефтяную индустрию, было две компании — «Роснефть» и «Лукойл». Сейчас все к этому и идет.

— А как вы рассматриваете свое сотрудничество с «Роснефтью» в проекте «Хунин-6»? Выходить не намерены?

— Нет. Там высокая доходность, зафиксированная соглашением, которое ратифицировано парламентом Венесуэлы. Это интересный проект — правда, с очень тяжелой инфраструктурой производства.

— Вопрос о строительстве апгрейдера решен? Сколько он стоит?

— Конечно. Он оценивается примерно в $0,5 млрд за миллион тонн переработки. Это дорогое удовольствие.

— Вы будете финансировать его строительство пропорционально своей доле участия?

— Да. 20%.

— А сроки начала строительства известны?

— Не могу сказать. Этот проект развивается независимо.

— Что касается Ирака — в связи с изменением контракта уже определен уровень нефти, который вы можете поставить себе на баланс?

— Мы ожидаем, что можем поставить часть запасов на баланс компании уже в 2014 г. Их размер будет зависеть от цены нефти. В следующем году мы планируем привезти туда большую группу инвесторов, чтобы показать, как развивается этот проект.

— Вы в числе пяти компаний, среди которых и «Зарубежнефть», прошли квалификацию для участия в тендере по проекту «Насирия». Насколько он вам интересен?

— Интересный проект, но сложный, так как связан с переработкой. Поэтому в одиночку мы его разрабатывать не будем. Вполне возможно, с партнерами.

— С иностранными партнерами или рассматриваете и «Зарубежнефть»?

— Не исключено, что и с «Зарубежнефтью». Пока этот вопрос не решен.

— Ситуация на Кипре каким-то образом оказала влияние на работу вашей сети АЗС на острове?

— Нет. Это же не депозиты. Заправочные станции приносят плановую выручку.

— А с депозитами были проблемы?

— Нет, мы работали через российские банки — либо через кипрскую «дочку» ВТБ, либо Промсвязьбанка.

— Министерство энергетики ждет в текущем году 10-15 заявок от нефтяных компаний на получение льготы по экспортной пошлине на нефть. Какие заявки будете подавать вы?

— Законодательство определило порядок предоставления льгот. Это проекты, связанные с развитием шельфа. Очень надеемся, что под это определение подпадут наши проекты на шельфе Каспийского моря и часть тех, которые реализуются за полярным кругом.

— Вам по-прежнему интересен арктический шельф?

— Мы работаем на шельфе Каспия. И с точки зрения эффективности нас это вполне удовлетворяет. А в Арктике уже все поделено, ничего не осталось. К тому же арктический шельф — это дело уже не моей жизни. Это 20-е, 30-е, а может, и 40-е гг. этого века. Объем добычи мы оцениваем очень осторожно. В обозримом будущем максимум там будет 10-12 млн т. Я не говорю про газ.

В ближайшие недели мы собираемся опубликовать работу, подготовленную центром стратегического развития «Лукойла». ВР, например, каждый год выпускает свое видение мировой энергетики, а мы будем публиковать свое. В этом отчете в том числе будет информация по шельфу, по тенденциям производства углеводородов и, конечно, по цене на нефть.

Вот так (показывает слайд из презентации) выглядит цена на нефть в долларах, в швейцарских франках и в золоте. Если бы у нас до сих пор действовали Бреттон-Вудские соглашения, то сегодня нефть стоила бы порядка $14 за баррель (улыбается).

— Расскажите о новых проектах в Западной Африке.

— Бурим, бурим! Мы должны три-четыре скважины там пробурить и определиться с потенциалом региона. Этот год определяющий. К концу этого — началу следующего года уже будем иметь информацию по запасам.

— К 2015 г. многие российские НПЗ завершат модернизацию, появится больше качественного и экологического топлива, планируется и отмена заградительной пошлины, но в стране дефицит нефтепродуктопроводов. Правительство и «Транснефть» пока не определились со схемой финансирования их строительства — вы не планируете строить сами или инвестировать в них? На каких маршрутах вам необходимы мощности?

— Нужно ставить вопрос по-другому. Сегодня в России дефицит бензина. Россия производит и продает 3 млн легковых автомобилей в год и примерно 500 000 грузовых. 90% из них потребляют бензин. Каждый год потребление 95-го и 98-го бензина увеличивается на 11-15%. Модернизация заводов направлена на увеличение производства бензина. Никто не собирается качать бензин по трубопроводам. Он продается «с колес» и, как правило, недалеко от тех заводов, на которых производится. Трубы нужны для прокачки дизеля, который идет на экспорт. Сейчас мы разговариваем с «Транснефтью», чтобы сделать ответвление на наш терминал в Высоцке. Такая же программа существует по строительству продуктопровода «Юг», который пойдет через самарские заводы, через наш Волгоград и далее в Туапсе или Новороссийск. Это строит «Транснефть», а мы только ответвления или подключения. Сегодня основная проблема для России — нехватка качественного бензина, и эта проблема будет оставаться острой в ближайшее время.

— Как будут финансироваться эти проекты?

— На фоне нашей инвестпрограммы ($18 млрд) это арифметическая погрешность. Вложения незначительны — сотни миллионов долларов.

— И вы договорились с «Транснефтью» по вопросам финансирования?

— Находимся в процессе.

— Размещение [бумаг «Лукойла»] на Гонконгской бирже по-прежнему актуально?

— Было ограничение одно — Россия до сих пор не подписала протокол IOSCO, это международная организация, объединяющая деятельность бирж. Сейчас готовятся поправки к закону о Центральном банке, поскольку он будет выступать регулятором в том числе и фондового рынка, там такие поправки есть. Они касаются того, что по требованию любой биржи центральный банк или регулятор должны давать информацию об инсайдерах. Как только протокол подписывается, снимаются ограничения на листинг. Закон о ЦБ будет принят до конца года, тогда и начнем заниматься подготовкой размещения. В конце мая у Вагита Алекперова будет большая поездка в Китай, где он представит свою книгу «Нефть России» на китайском языке, а также проведет переговоры с китайскими инвесторами. Мы считаем рынок Китая и Юго-Восточной Азии очень интересным.

— Какие проекты интересны «Лукойлу» в этой стране?

— После визита Алекперова вы все узнаете.

— Вы подавали заявку на прокачку нефти по ВСТО на II квартал, и вам было отказано…

— Без комментариев.

— А есть желание поставлять нефть в Китай?

— Сегодня выгоднее продавать нефть в Европу. Если будет выгоднее продавать в Китай, значит, будем продавать в Китай.

— Но сорт ВСТО торгуется с премией к Дубаю.

— А сколько стоит транспортировка? Есть понятие чистой приведенной стоимости от размещения нефти. Там она не лучше, чем в Новороссийске, поскольку очень дорогая транспортировка. Будет в Китае премиальный рынок — будем продавать туда.

— Сейчас Минэнерго рассматривает возможность пилотного проекта применения НДД. Вы хотите принять в этом участие?

— «Сургутнефтегаз» и «Лукойл» обратились в Минфин, чтобы провести эксперимент по НДД на двух наших месторождениях, которые мы купили очень дорого, — Шпильмана и Имилорском. Когда будет принято решение, я не знаю, но не раньше 2014 г. На мой взгляд, это идеальный вариант для отработки методики НДД. С понятными затратами, с отдельными узлами учета и понятным входным билетом. Я думаю, что было бы правильно провести эксперимент на этих площадках.

— В России есть upstream-проекты, которые привлекают «Лукойл»? Может быть, какие-то добывающие компании?

— Недавно мы приобрели «Самара-нафту» — очень привлекательный актив с хорошими показателями роста добычи нефти в Поволжье. Кстати, со значительными перспективными ресурсами сланцевой нефти в доманиковых отложениях.

— Насчет сланцевой нефти. Вы проявляли интерес к одной американской компании…

— Та компания, к которой мы проявляли интерес, упала в цене в несколько раз. Мы научились делать паузу и не покупать сразу то, что предлагают. О потенциале сланцевой нефти мы расскажем в том исследовании, которое готовим. Мы полагаем, что США технологически не могут добывать больше 3-4 млн барр. сланцевой нефти в сутки. А это говорит о том, что угрозы переизбытка производства нефти нет. Нефть будет оставаться дорогой, а это самое главное для нефтяной компании и для бюджета России.

— Можно теперь про финансовые активы, потом про «Спартак»?

— Хорошо, давайте.

— Проясните историю с банком «Петрокоммерц». Недавно писали про то, что доля в банке может быть продана группе инвесторов во главе с Сулейманом Керимовым.

— Мне бы меньше всего хотелось это комментировать. «Петрокоммерц» был и остается опорным банком нашей группы и «Лукойла». Сказать, что мы не можем его продать, — неправда, потому что в свое время у нас такая возможность была, и продать дорого, но помешал кризис. Но вы должны понимать, что сегодня в «Петрокоммерце» находятся деньги 120 000 работников «Лукойла», мои личные деньги и деньги моих партнеров. Это очень большие деньги. И понятно, что в любые руки мы банк отдавать не будем. И он будет продан только тому, кто будет гарантировать на 100%, что те гигантские средства, которые сегодня лежат на депозитах этого банка, будут сохранены. Вопрос надежности — это в первую очередь. [Продадим] не любому покупателю. И это должен быть покупатель с рейтингом AAA (Triple A). Не будет покупателя — значит, банк будет развиваться дальше. Он сегодня обеспечивает все, что от него требуется, с точки зрения расчетного эффективного банка, и акционеры его всегда поддерживали и будут делать это в дальнейшем.

— А то, что всплыла фамилия Керимова, — это что значит?

— Спросите у Керимова сами, я не комментирую.

— Но дыма без огня не бывает…

— Я все сказал, следующий вопрос.

— Хорошо. Расскажите тогда про продажу НПФ «Лукойл-гарант» ФК «Открытие». Там ведь тоже немало денег будущих и нынешних пенсионеров «Лукойла». Почему вы продали фонд «Открытию»? Пенсионеры не волнуются?

— Во-первых, пенсионный фонд нельзя продать. Можно переуступить контроль и инфраструктуру управления. Во-вторых, пенсионные фонды защищены очень жестким государственным регулированием. Ты не можешь ни двинуть средства пенсионеров, ни купить ничего неразрешенного, ни вывести ничего с нарушением законодательства — это будет уже криминал.

— Вы действительно считаете, что за НПФ контроль сейчас жестче, чем за банками? Даже Минфин официально признает, что системы контроля за НПФ нет, что регулятор видит нарушения в НПФ постфактум, когда средства выведены (как было, например, с НПФ «Норникель» и УК Росбанка — миллиарды рублей и пенсионных резервов и накоплений были выведены). Что заставляет вас быть уверенным в системе контроля за НПФ, когда не уверены даже сами регуляторы?

— Любое манипулирование со средствами ОПС абсолютно незаконно. Если бы у банков было такое же регулирование, как по ОПС, они бы не смогли работать! С образованием финансового мегарегулятора в лице Центрального банка он будет жестко контролировать все нормативы. Кроме того, мы очень внимательно выбирали претендента на сотрудничество (их было несколько). Мы предпочли потерять в цене и выбрали «Открытие» не потому, что он дал лучшую оферту, а потому, что это был самый надежный и проверенный партнер.