Сальникову я обязан за многие футбольные удовольствия в те годы, когда он играл, а я сидел среди зрителей. Когда же мы стали товарищами по профессии, я стал ему обязанным за рассказы "с поля", за экскурсии по этажам высотного футбола. Он был не из тех, кто твердит общеизвестное, повторяет раз и навсегда сложившиеся характеристики. Вдруг скажет осторожно, не на публике, а доверительно с глазу на глаз, но твердо про знаменитого бомбардира: "А играть-то он как следует, не умел, рост да сила - и ничего больше". Сначала удивишься, а поразмыслив, поймешь взыскательную точность Сальникова. Много лет я пытался и не мог заставить его сесть за книгу воспоминаний. По пальцам можно пересчитать мастеров футбола и тренеров, способных без помощи и подсказки литераторов рассказать о пережитом. Сальников среди таких был первым. Читая его обозрения в газетах, слушая его телерепортажи, я печалился, что этот человек, имевший свой отчетливый, проверенный всей его жизнью, не только не устаревший, а делающийся все более актуальным взгляд на футбол как на игру красивую и умную, не соберется с духом и не засядет за книгу.Последние встречи остаются в памяти как особо многозначительные. В перерыве матча мы столкнулись в коридоре под трибунами стадиона "Динамо". Только что в "Советском спорте" были напечатаны очерки из этой моей книжки о пятерке форвардов послевоенного ЦДКА. Я не сомневался, что Сальников их прочитал, и внутренне насторожился, ожидая его неминуемого и чрезвычайно важного для меня отзыва: героев очерков он знал короче, чем я, - он с ними играл и дружил.
И тут молодая улыбка во все лицо и слова неожиданные, мило-непосредственные: - Я за вами тянусь, думаю - догнал, а прочитаю новенькое и вижу - нет, еще отстаю... И меня упомянете? Иногда я играл совсем недурно, например, с "Миланом" в Италии... На душе у меня полегчало, и я перевел разговор. - Сережа, вы начали писать книгу? - Опять вы за свое? - Не за свое, а за ваше... - Сяду, сяду, время никак не выкрою. Да вы же знаете, меня еще могут не понять... Он, верно, чувствовал, что не все поняли бы и разделили его "техничное" отношение к футболу. Разве легко дается правота! Это потеря, что книги Сальникова нет.
Автор: Лев Филатов. Книга "Форварды".
УНИКАЛЬНЫЙ "ТЕХНАРЬ"
Сальников рано и на редкость выразительно начинал (на пороге девятнадцатилетия забил решающий мяч в кубковом финале) - и дальше очень хорошо играл в совершенно разных по стилю командах, московских "Спартаке" и "Динамо". Но наибольшее признание - или, точнее сказать, слава - пришли к нему ближе к тридцатилетию, когда Сальников, уже именуемый молодыми партнерами Сергеем Сергеевичем, вернулся из "Динамо" в "Спартак".
Впрочем, можно сказать, что в "Спартак" он возвращался дважды, ведь отличившийся за ленинградский "Зенит" в матче на Кубок-44 против ЦДКА Сергей Сальников первые футбольные уроки брал мальчишкой в спартаковской Тарасовке. Ходили, между прочим, упорные слухи, что мальчишка этот - внебрачный сын аскета Николая Петровича Старостина. Но так оно или не так, а из "Зенита" его затребовали в Москву. В разрушенном послевоенном "Спартаке" он и стал предвестием той новой команды, которую узнали мы в наметках на рубеже пятидесятых, а через два-три сезона увидели во всем величии.
Но вот на этом-то рубеже Сальникова и потребовало себе "Динамо". Опять же, по слухам, органы госбезопасности угрожали в случае несогласия спартаковца репрессировать его родственников. А Старостины находились в ссылке - заступиться за футболиста было некому.
Переход игрока чистых спартаковских кровей в распоряжение "Динамо" должен бы был обернуться для Сальникова гибелью. Его к тому же не жаловал Якушин, недолюбливали, по-моему, Бесков с Трофимовым. Но в этих-то крайне неблагоприятных для Сергея Сергеевича обстоятельствах для всех и сделалась очевидной крупность его дарования.