Артем Ребров: «Пап, ты не разбираешься. Криштиану — крутой!

«Как бы ни казалось, будто Ребров такой благожелательный, во мне есть что-то мое, звериное, от чего хочется играть»

Большое интервью Артема Реброва: благотворительная помощь слепым, сын – фанат Криштиану Роналду, команда, которая не отдает своих, и сватовство в самолете.

Новогодняя встреча с красно-белым героем, который дарит подарки: Артем Ребров полгода не играл за «Спартак», но не терял времени и заставлял людей рисовать за «Спартак», худеть за «Спартак», поддерживал фонд борьбы с лейкемией и фонд помощи незрячим. А когда получил новый шанс от Олега Кононова, понял, что играть придется на уколах.

— Вас почему-то легко представить себе в костюме сказочного героя. Какие были образы в Новый год?

— Еще когда не был женат, пытался удивить девушку новогодними костюмами. Однажды нарядился Розовой пантерой. Только фотографий не могу теперь найти. Было здорово! Розовые колготки облегающие, водолазка, шапка… Это было в деревне, тематический Новый год. Нам было по двадцать с небольшим лет. Кто-то был Чебурашкой, кто-то — Дедом Морозом, а я Розовой пантерой. Но я бы и в Москве так выйти мог, не обломался бы. Меня же тогда никто не знал.

— С приближением Нового года начинается движение мыслей: как все спланировать, что подарить, чем удивить. Как с этим справляетесь?

— Сейчас проще стало. Супруга лучше в этом разбирается. Обычно садимся со списком: тети, дяди, бабушки, дедушки по ее и моей линии. Плюс — работники стадиона. Много кто получается. Расписываем, кому что. И она говорит: вот, мол, тебе список. И тут уже моя задача — поехать, найти, купить. Обычно это уже середина-конец декабря, свободное время есть. Я, как все, езжу по Москве с этим списком. Хочется детей чем-то удивить и купить нужную вещь какую-то.

— Дети пишут письмо Деду Морозу про игрушки, которые увидели в рекламе. А родителям хочется подарить детям что-то полезное. Как быть?

— Мой старший сын занимается хоккеем, но живет — футболом. Любимый игрок — Криштиану Роналду. Тот у него на всех заставках, если он играет с младшим братом, то все моменты отмечает прыжком в стиле Криштиану и руками отбивают, как с Марсело.

— Почему именно Роналду?

— Не могу объяснить. Он к футболу долгое время вообще относился спокойно. Лет до пяти я ему пытался мяч подкинуть, а он не увлекался. Больше нравились коньки. А сейчас все свободное время проводит с мячом. Я не понимаю, откуда это. Говорю ему: «Слушай, ну Месси же круче». Это в моем понимании. Он: «Пап, ты не разбираешься. Криштиану — крутой! Смотри, какой у него пресс». Он на Матч ТВ смотрит же программы. Говорит: «Вот он с ребенком, вот гол забил, а вот туда-то полетел…» Отвечаю ему: «Слушай, а откуда ты все это знаешь?» А он, видимо, за всеми новостями по ТВ следит. И я ему майку Криштиану подарил, когда он в «Ювентус» перешел, до этого была майка «Реала». Для него это кайф. Сейчас заказал ему фигурку Криштиану, сантиметров 18. Мне легко делать ему подарки, когда понимаю, чего он хочет. Потому что сам был маленьким футболистом. А младшему пока — машинку, робота, головоломку.

— Футболисты часто на новогодние праздники улетают в отпуск, в тепло. Вам неважно, какая погода за окном в Новый год?

— Жена у меня сторонница уехать куда-нибудь, чтобы не заниматься готовкой, обжираловкой этой по-нашему, оливье, селедкой под шубой… Но у меня принципиальная позиция: дети должны понимать в Новый год, что такое семья. Обычно собираемся за городом у родителей, приходит Дед Мороз, приходят родственники. Застолье, шум, конкурсы. Дети должны знать, что есть большая семья и есть большой праздник. Но раньше мы десять дней сидели за этими столами, а потом я уже ей сам говорю: «слушай, тяжело». И мы встречаем Новый год, а потом первого-второго куда-то улетаем.

— У вас огромное количество благотворительных проектов, и люди, которым вы помогаете, наверняка ждут, что вы останетесь с ними. Подарков наверняка ждут к праздникам. Как на это найти время и мотивацию?

— Контакт с ними все-таки в основном дистанционный. Социальные сети. Понятно, что когда подводятся итоги конкурса, нужно ехать вручать подарки. Или если в больницу к ребятам едешь — привозишь им что-то памятное. Возможно, я не смогу этим всегда заниматься, но пока я в теме. Есть финансовые возможности. А в некоторых проектах денежных вложений вообще не нужно: нужно появиться, обратить внимание других. Поэтому я всегда говорю: делать добро легко, было бы желание. Не думаю, что кто-то там посчитает, что если я раз пришел, то должен всегда приходить. В следующем году я могу прийти в какое-то другое место. Как Дед Мороз делает: не всегда же его видят, порой просто подарки находят. Так что не думаю, что я кому-то надоем.

— Как вообще благотворительные проекты стали такой важной частью вашей жизни? Что-то произошло?

— Да все просто. Когда в «Спартак» пришел, мне захотелось какие-нибудь конкурсы делать для болельщиков. Одноклубники раньше подшучивали надо мной, а сейчас уже поняли, что это вообще не шутки. У меня это от отца, он творческий человек. У меня есть альбомы, которые он делал, когда мы были маленькими. Покупал пустой альбом, вклеивал каждую фотографию, мои первые отстриженные волосы, портреты сестры. И на каждом семейном мероприятии он тамада. По должности он директор, все время с людьми общается. И мне досталось что-то от него. И вот сначала были конкурсы, потом с ребятами познакомился, которые за «Спартак» болеют, и у них магазин атрибутики. Они меня в инстаграме нашли попросили встретиться и подписать шарфы. Встретились, поговорили, на полгода друг о друге забыли. Потом: «а давай еще конкурс проведем». Дальше я предложил сделать акцию «Своими глазами» с майками: у меня есть возможность их у ребят подписать, предлагаем их болельщикам и на полученные деньги делаем операцию кому-то с ослабленным зрением. А потом - и благотворительный фонд, которому часть денег я выделяю, а ребята понимают, что если к моим деньгам приплюсовать те, которые они зарабатывают на каких-то акциях и аукционах, то получится в два раза больше. Вот так пришло к тому, что есть официальный фонд, постоянно операции делаются. В попечительский совет вошли Ловчев и Сотникова, с радостью откликнулись.

— Первый конкурс «Худей за «Спартак» вы проиграли, пришлось пожарить победителю шашлык. Как это было?

— Я купил мангальчик, мяса разного, сосисок, халатик, чтобы не испачкаться. Приехал к товарищу своему в Бутово, все разложил, подготовил. Все было по-настоящему. А началось все с чего? Антон, директор нашего фонда, когда мы встречались раньше, все ел и ел. Я ему и говорю: «Послушай, тебе пора похудеть». А он: «Давай поспорим, что через два месяца я буду весить не 110, а 90?» Поспорили, только решили это осветить, конкурс забабахать: чтобы и Антон худел, и люди.

— После того, как он похудел и выиграл, снова набирать вес не начал?

— Начал. Поэтому уже просит новый конкурс.

— Люди, с которыми вы проводите благотворительные акции, ходят на стадион?

— Ходят. Сейчас они за «Спартак» худеют, а раньше бились. Сейчас ребята повзрослели, от этого отошли. Но любимая команда осталась, на каждую домашнюю игру они ходят.

— Среди них наверняка есть те, которые выступали против Глушакова. А как вы в этой ситуации балансируете?

— Я не считаю, что тут нужно балансировать. Когда я только пришел в «Спартак», я немножко побаивался высказывать свое «я». Мне казалось: болельщики — это такая большая масса, которая может тебя смять, если ты что-то говоришь не по ее нраву. Но потом я понял, что своей работой здесь и своим отношением к делу я заслужил право, по крайней мере, на свое мнение. И когда у нас в команде есть какие-то свои устои, считаю, не нужно туда лезть. И я людям могу об этом смело сказать. Мы Дениса выбрали, значит, мы за него будем отвечать. И людям надо понять, что это выбор команды. Считаю, что мы делаем — это правильно.

— «Почему вы его защищаете? Почему он не снимет повязку?» — Такие вопросы вам задают ваши знакомые болельщики?

— Конечно. Но болельщики немножко не понимают. У них все замыкается на Глушакове. А нужно показать, что есть команда. Сегодня Глушаков — мы его не отдадим, завтра Ребров — не отдадим. Если мы в команде приняли решение, что он здесь, что он остается, значит, так оно и должно быть. Не должно быть такого, что мы его выбрали капитаном, а кто-то снаружи кричит: «Эй, давайте его сюда, мы его растерзаем!» Мы не можем человека отдать, мы команда. На примере Глушакова мы должны показать, что своих не отдаем. Мы же не приходим на трибуну и не говорим, какие кричалки нужно кричать и какие транспаранты растягивать. В этой шумихе кто-то что-то сказал, кто-то что-то додумал. А потом мои друзья приходят ко мне и спрашивают: «А правда это вот так?» Отвечаю: «Я только что приехал оттуда, и я этого не знаю, а ты — знаешь». Как это может быть? Причем это везде: среди друзей, в школе, куда ребенка приводишь, охранник спрашивает. Везде какие-то мнения и слухи. Это сильно мешает. Один болельщик, с которым мы общаемся по теме благотворительности, мне пишет: «Артем, скажи, вы сами пошли на то, чтобы надеть майки в поддержку Глушакова и сфотографироваться?» Я ему пишу: «Нет, нам пистолеты всем поставили к голове». Были майки с восьмеркой, были Жиго с Зобниным, Ещенко. Мы команда, мы — друг за друга.

— Вы 13 мая последний раз играли в основе. Как пережили следующие месяцы?

— Когда всю жизнь не играешь и сидишь на скамейке, у тебя к этим вещам есть какой-то иммунитет. Знаешь, как действовать. А когда играешь-играешь и вдруг садишься — конечно, тебе неприятно. Понятно, там молодые ребята. Я лично готовлюсь, как будто я играю. Знаю, допустим, что не буду играть, но продолжаю так же готовиться. Так же веду себя на тренировках, в питании, в режиме. Потому что я знаю, что придет момент, к которому я должен быть готов.

— Перед тем как Кононов вернул вас в основу, у вас случился рецидив старой травмы плеча. Была борьба внутри: терпеть или признаться, но с риском упустить этот шанс?

— Одно дело, когда ты хочешь и понимаешь, что сможешь, даже на уколах. Другое — выходишь, и организм заставляет тебя сделать ошибку, и ты подводишь команду. И нужно иметь смелость подойти к тренеру: «Я не могу». Нужно себя чувствовать. Я понимал, что смогу, подобные болячки уже были. И понимал, что укол сделаю, и на морально-волевых сыграю. Но после «Локомотива» я уже руки поднять не мог и осознал, что уже не помощник. Зачем?

— У вас новый штаб, новый тренер вратарей. Сложно привыкать?

— Приходится. С прежним, Джанлукой Риомми, мы четыре с половиной года работали. У него русская жена сейчас, с которой, так получилось, я его познакомил. Мы летели откуда-то с выезда, это был его первый или второй год. И он подбегает ко мне: «Артем, познакомь меня с девушкой!» И показывает на стюардессу. Я ему: «Джанлука, да отстань ты». Он говорит: «Нет-нет, это моя будущая жена!» На третий или четвертый раз все-таки подхожу к девушке: «Извините, так и так, я не для себя. Вот, старший товарищ, тренер, очень хочет с вами познакомиться». Она на меня посмотрела удивленно так, но дала номер, и все, про этот случай забыли. Проходит время: месяц, может, два. Встречаемся после выходных с тренером вратарей. Спрашиваю: «Ну что, в Италию ездил?» — «Нет, в Оренбург». Не понял! Итальянец? В Оренбург?! «А чего ты там делал?» — «Помнишь, ты меня с Аней познакомил?» И вот они уже третий год вместе. Сейчас уехали в Италию. То есть у нас уже не просто рабочие отношения, а как родственники уже стали с ним. И я, честно, немножко боялся, когда перестал играть, как бы это не отразилось на наших отношениях. Дружба дружбой, но другой человек стал играть, чего, мол, ты меня не ставишь? Слава богу, не сказалось, до сих пор общаемся.

— Ему тоже трудно было выдерживать это разделение личного и рабочего?

— Ему, мне кажется, еще тяжелее, чем мне. Я, считай, только с ним общаюсь, а у него — я и еще два-три человека, и ему труднее делать этот выбор. С одной стороны — хорошие отношения, с другой — есть еще вратари, которых можно поставить.

— И вы вернулись в ворота. Важно ведь?

— Конечно. Многие, может быть, думали: получаешь зарплату, капает копейка, и все у тебя в жизни хорошо. На самом деле это не так. У меня это вызывало какую-то злость. Как бы ни казалось, будто Ребров такой благожелательный, всем помогает. И это на самом деле идет от души. Но при этом у меня есть что-то мое, звериное, от чего хочется играть. Но это должно быть нормальным путем. Когда ты нормально относишься к людям и уважаешь своих партнеров, придет твое время.

— Можно сказать, что ваши дела рядом с футболом, благотворительность, как-то замещали отсутствие игры?

— Что такое для меня благотворительность? Это когда хочется помочь людям, и ты ведешь какую-то социальную жизнь. Пройдет время, 20-30 лет, и эти ребята скажут: вот, благотворительный фонд нам помог. Но плюс через эти все проекты я учусь. Жизни. Мне это интересно. Поставить, допустим, на ноги этот фонд и сказать себе: «Я это смог, я чему-то научился, с кем-то познакомился». Отец мне всегда говорил: «Футбол закончится в 35-40, но ты еще молодой парень, основная жизнь-то у тебя там начнется. Нужно готовиться. Не сидеть дома, а уже чем-то заниматься».

Автор: "matchtv.ru" 01.01.2019.

Артём Ребров: Продолжу пахать как папа Карло.

О «Спартаке», политике и жизни.

«В России можно всю жизнь горбатиться, а остаться ни с чем»

Артём Ребров – удивительная фигура для современного «Спартака». Он был основным вратарём в чемпионском сезоне, не был замечен в публичном самолюбовании и скандалах, развивал благотворительную деятельность – от сбора средств нуждающимся в соцсетях до создания собственного фонда помощи детям с нарушениями зрения «Своими глазами». Но добрые дела не уберегли его от ненависти части спартаковских фанатов. И Ребров знает, почему так произошло.

Япония — Россия

— Зимой вы отдыхали в Японии. Почему?
— Обычно зимние каникулы разделяю на две части. Первая – активный отдых с женой. Мы много гуляем, наслаждаемся друг другом. Вторая часть — пляжный отдых в тёплых странах, который я не очень люблю, но детям, конечно, интересно поиграться, побегать. В этом году в Таиланд не поехал из-за травмы плеча, а вот в Японию получилось. За 12 дней посетили несколько городов: Нара, Киото, Камакура, но особый масштаб – это Токио.

— Сравните с Москвой?
— В Японии всё для людей. Пример в деталях: у нас пришёл ты в торговый центр с мокрым зонтом, скрутил его, но на пол с него всё равно капает, грязь повсюду. А в Токио при входе стоит специальный аппарат – он на зонт пакетик надевает – и нет проблем. Если говорить глобальнее, то транспортная инфраструктура там развита настолько, что людям просто не нужны машины. Человек может без проблем добраться разными видами транспорта до любой точки в городе. Раньше мы только в кино такое видели: на одной параллели наземное метро в несколько полос, по которому в разных направлениях движутся поезда, тут же автомобильные дороги, специализированные трассы для велосипедистов, пешеходов.

— Мечта современного московского урбаниста: рационализм, экология, комфорт.
— Японцы вообще трепетно относятся к личности. В метро, например, никто не разговаривает по телефону, только пишут. В случае необходимости человек выйдет в тамбур, чтобы с кем-то созвониться, а не будет, как у нас, криком выяснять отношения в вагоне. Или ещё, я же видел в «Инстаграме», как вы ходите в вагоне метро и фотографируете людей без спросу, а в Японии на телефонах нельзя сделать кадр без звука. Но больше всего меня шокировал процесс проведения смертной казни. Совершают её одновременно три человека, нажимающих на кнопки – и никто не знает, кто на самом деле казнил. Это гуманно.

— Побывавшие в Японии обычно говорят, что по сравнению с ними в технологическом плане мы дикари.
— Я не эксперт, но своим дилетантским взглядом могу оценить, что это правда. Особенно ярко это чувствуешь, когда прилетаешь домой. Например, только самолёт коснётся земли – и все подскакивают со своих мест за ручной кладью. Всегда задаюсь вопросом: куда вы спешите? Ведь стюардесса всех успокоит, вы уже будете с чемоданом на голове сидеть. Потом в аэропорту заходишь в туалет, а там грязь, всё испачкано. В метро постоянно толкаются, на ноги наступают. Понимаю, что все спешат, но в большинстве случаев этих контактов можно избежать.

— Этот мир вам ближе, чем русский?
— Нет. Я могу лишь сожалеть из-за каких-то бытовых вещей, но всегда буду знать, что у тех же японцев нет такой души, как у русского человека. Они не собираются всей семьёй, не бегут помогать другому в случае чего. Даже праздники у них очень тихие и сдержанные. Россия ментально для меня на первом месте, это же моя родина.

— Почему вы тогда путешествуете не по России?
— Есть в планах Алтай, Камчатка… Но пока хочется посмотреть Азию. Мечтаю попасть в закрытую Северную Корею хотя бы ненадолго.

Футбол — деньги

— Появление на сборах с травмой – это тоже формат путешествия?
— Нет, почему?

— Могли бы с семьёй дома сидеть.
— С семьёй – это хорошо. Только в Москве пришлось бы оставаться одному: дети – в школу, жена – на работу, а я – на диване, потому что с больной рукой не могу ничего делать, даже за руль сесть. Поэтому очень обрадовался, когда позвонил доктор и сказал, что Олег Кононов хочет видеть меня на сборах. Сказал, что я часть команды и буду полезен. Честно говоря, сам хотел попроситься на сборы, но боялся, что помешаю.

— Чем вы занимались в Турции?
— Понемногу тренировался, читал книги и занимался онлайн в бизнес-школе. Её создал спартаковский воспитанник Андрей Сидельников, который в Казахстане долго играл. Вот он вместе с другом подготовил полугодовой курс о том, как футболисту распоряжаться своими деньгами, чтобы после завершения карьеры все не растерять.

— Вы не похожи на человека, который разбазаривал деньги.
— Слава богу, у меня только к 30 годам появились хорошие деньги, которые можно было отложить. Тогда уже была семья: необходимо было копить на квартиру, машину, детей. Поэтому для меня обучение — скорее это изучение бизнеса. Но у молодых ребят проблем и соблазнов больше. Вместе с богатством появляется много новых друзей, тусовки, девочки красивые, бизнес. Многие не понимают, что когда-то банкомат прекратит выдавать купюры — и станет очень тяжело. И я очень рад, что ко мне подключились Коля Рассказов, Саня Максименко.

— Тогда как разводили ваших знакомых?
— Самые печальные примеры – с заводами. Я даже не о Саше Кержакове (экс-игрок «Зенита» сначала потерял, а затем отсудил 222 млн рублей у мошенников), а о похожих историях. Ситуации разные, и я не могу о них рассказывать, но мне известна одна, когда человек потерял больше миллиона евро. Не менее опасны брачные темы. Есть даже статистика, что футбольные пары чаще всего расходятся после окончания карьеры, потому что люди привыкают к определённому уровню жизни, а потом не могут справиться с проблемами. Часто у ребят всё записано на жен, потом развод – и всё, ничего не остается.

— С жёнами, как мы уже поняли, нужно быть осторожным. С кем ещё?
— Например, нам объясняют, что даже старому и проверенному товарищу нельзя давать деньги в долг без правильно составленной расписки.

— Ого. Ну представьте, что я ваш друг и прошу миллион рублей. Что ответите?
— Узнаю, есть ли у вас квартира или машина и попрошу вписать имущество в договор, чтобы в случае нарушения условий получить компенсацию.

— А я говорю: «Артём, ты чё, не друг»?
— Отвечаю: «Ну, извини, у меня двое детей. А то сейчас тебе дам, завтра ещё кому-то».

— Вы так попадали?
— Бывало, конечно, но в основном это маленькие суммы. До 100 тысяч рублей. Причём было ужасно, когда люди говорили: «Мама болеет, папа болеет, а в итоге оказывались игроманами».

— А зачем вообще давать деньги малознакомым людям?
— У меня такая философия. Папа говорит: «Дал деньги – значит с ними простился». С другой стороны, если кто-то кинул меня, то это не такая большая беда. Ведь раз я честно и правильно живу, то потерянное вернётся дважды — с успехами на поле, новым контрактом. Жизнь – это баланс. Главное обезопасить себя от потерь.

— Вы, кстати, деньги в чём храните?
— Вот как раз подошли к инвестициям на уроках. Нам рассказывают, что те же американские акции или облигации – они лучше, чем наши депозиты в банках. А в остальном всё типично: недвижимость и размен в разных валютах. Всё сразу никогда не прогорит: что-то вырастет, что-то вниз пойдёт. Но папа всегда повторяет: у нас в России можно всю жизнь горбатиться, а потом режим изменится – и ты останешься ни с чем. Страна прошла это после распада СССР.

Навальный, Киселев, Толоконникова

— Вы ходите на выборы?
— Конечно. Считаю, что это мой долг – нравится это или нет. Любой, кто поступает иначе, не добропорядочный гражданин. Давайте так: в России много проблем. Но сам я работаю, семья живёт хорошо, близкие при делах. Если у тебя есть мозги и здоровье, то в нашей стране найдёшь, чем заниматься. Понимаю, что в регионах местами тяжеловато, но в Москве всегда себя прокормишь.

— Сколько лично вам нужно, чтобы прокормить семью и ничего не откладывать?
— Нашей семье из 4 человек 300 тысяч рублей будет достаточно. Это полное содержание, включая школы, секции, налоги и так далее. Назовём, что это прожиточный минимум для достаточно богатой семьи.

— А как тогда жить на пенсию?
— Честно говоря, не знаю. Могу лишь привести пример супруги – она вкалывает круглыми сутками, как папа Карло, и зарабатывает хорошие деньги. У неё своё производство мебели.

— Не лукавьте. Разве она начала бы свой бизнес без ваших вложений?
— В том-то и дело. Всегда говорил ей: «Будь дома, занимайся детьми, не надо работать». Но она отвечала: «Ну вот ты закончишь – и что дальше? Сидеть, варить борщи и вытряхивать из тебя последние деньги? Нет уж, лучше будем работать вместе». Сначала вещи какие-то продавала, потом подалась в дизайн. Там же вложения не нужны, снял офис — делаешь проекты. Какая-то сумма скопились, и Катя вместе с женой бывшего футболиста Максима Поворова купила станки и открыла своё производство. Максимум, во что я вложил, – это ремонт помещения. Всё.

— Особенно если потенциальных клиентов – вся лига.
— Опять вы не туда. На первых порах Катя просила сделать рекламу, но я ответил: «Навязывать никому ничего не буду, люди должны сами узнать тебя». Со временем появились какие-то игроки-покупатели, но, честно говоря, в бизнесе работа с футболистами специфична. Многие хотят скидок, дополнительных привилегий – боишься лишний раз чем-то обидеть. Проще работать с теми, кого не знаешь. Но основная мысль — если работать, не сидеть на стакане, вести себя аккуратно, то дело в нашей стране найдётся.

— Похоже на риторику Дмитрия Киселева из выпуска «Вдудя», когда он объяснял столь низкую продолжительность жизни употреблением алкоголя и смертностью в ДТП.
— Киселева, кстати, особо не знал, читал о нём в нашей группе однокурсников-ветеринаров в WhatsApp — там к нему не очень хорошее отношение. Но при всём моём замечательном отношении к Дудю – кажется, Киселев его просто разнёс в пух и прах. Он так выставил тактику ответов (хотелось бы надеяться, что правдивых), что вопросы казались странными и неуместными. Нетипичный какой-то выпуск.

— А какие выпуски понравились?
— С Хабенским, просто я к нему очень хорошо отношусь. С Грудининым, потому что была классная тема с усами. Но на первом месте – Надежда Толоконникова из «Pussy Riot». Я о ней мало знал, но получилось очень интересно.

— Завлекла идеями?
— Нет-нет. Для меня все эти акции – от выступлений в храме до сношений с мужем в музее во время беременности – чужды. Не хочется называть Толоконникову больной, она очень умная на самом деле — глупые люди в этом движении вообще оказаться не могут, – но их цели хоть и заманчивы, но для меня ненормальны. Это не культура, а дикость, от чего лично мне хочется держаться подальше.

О Путине и Сталине

— C кем бы вы хотели прочитать или посмотреть интервью?
— С Владимиром Владимировичем Путиным, конечно.

— Вы почитатель его таланта?
— Не могу так сказать. Мы и в кругу семьи обсуждаем политику – и после определённых событий 2014 года мнения разделяются. Не буду ничего уточнять.

— Вы читали «Всю Кремлевскую рать» Михаила Зыгаря – там как раз про этот период.
— Нет-нет. До этой эпохи я пока не добрался. Да и вряд ли сейчас можно найти информацию от первоисточников. Я обычно поглощаю прошедшие исторические периоды. Например, прочитал много книг про революцию начала ХХ века. В том году на сборах «съел» сразу несколько томов Радзинского о Сталине.

— Тут тема ещё опаснее, чем с Путиным.
— Окончательного мнения о Сталине у меня так и не сложилось. С одной стороны, в стране всё было под контролем, существовал средний класс, не очень богатый, но обычно население было обеспечено, правильно воспитано, счастливо. С другой стороны, не понимаю, как можно было столько людей расстрелять. Я этого не приму никогда. Наверное, поэтому Сталин вызывает у меня меня больше негативных эмоций. С убийствами невозможно смириться.

— Но опросы показывают, что пожилые люди всё равно любят Сталина.
— Логично — многие из них застали советские времена. Им, наверное, жилось лучше, чем сейчас. Во-первых, молодость, во вторых, наверное, спокойствие и стабильность. Но опять же – убийства. Сталин с кем к власти пришёл, почти всех положил. И ладно бы только их — это политика, своя игра. Но сколько пострадало невиновных людей. Недавно я почитал ещё и Евгению Гинзбург (советская журналистка, репрессированная в 1937 году), которая осталась жива, хотя 20 лет ходила по этапу. А сколько людей не вытянули этих лишений?! Как подумаю об этом – ужас берёт.

— С кем из команды вы можете обменяться мнениями о политике, литературе?
— Серёга Песьяков много читает. На день рождения даже подарил мне «Американскую трагедию» Теодора Драйзера. До этого Гюго посоветовал. А так сейчас с Комбариком иногда сходимся. Говорю: «Вот мы дожили до возраста, когда с тобой книги обсуждаем». Дима посоветовал мне книгу «Атлант расправил плечи». Сейчас, в декабре, Драйзера закончили – об этом общались.

— Глушакову советовали что-то?
— В последний раз видел, что он Фергюсона читал ещё году в 2014-м. К этой теме человек должен сам прийти. Я, к стыду, в школе сам почти не читал – разве что про Обломова, «Мастера и Маргариту» и «Преступление и наказание». А сейчас вот Ещенко часто травлю. Но он вроде бы борется с какой-то книжкой месяца три, страниц 50 прочитал. Смеёмся с ним.

Глушаков — фанаты

— Устройте Глушакова в вашу школу. Там ведь и про психологию, и про разводы.
— Думаю, ему не до этого сейчас. Да и поздно. Сам всё узнал.

— В чём вообще проблема Дениса как человека?
— Надо историю брать с низов. Вот откуда он, грубо говоря, вылез? Миллерово — маленький город, ты растёшь без отца, привыкаешь добиваться всего сам, через свой труд. Так развивается сильный характер, появляются большие амбиции и умение идти вперёд напролом. Не в смысле грязно, а просто прямым путём. И многим может не нравиться, что какой-то человек вот так прёт. Приехал тут непонятно откуда – стал капитаном, голос подал. Это как игра в «Царь горы» — того, кто залез на вершину, хотят вернуть на место. И если ты не крепко стоишь, если есть за что зацепиться, то тебя свалят гурьбой.

— Но вас-то не сваливали?
— Я – человек более спокойный. При Аленичеве, например, Серёга Песьяков начал считаться основным, это все понимали и проголосовали Глушака. Я помогал как вице-капитан. И раз мы стали чемпионами – значит решение было принято правильно. Если что-то нужно было, мог договориться в команде, а с тренерами дела обсуждал уже Денис, у него это лучше получалось.

— Он высказывал претензии от коллектива или от себя?
— От коллектива, конечно. Он всегда ходил с посыла команды, брал на себя ответственность, рисковал, потому что должен был это делать. И, если говорить жестоко, в ином случае команда отдала бы его на растерзание болельщикам и не стала бы сопротивляться.

— Ладно Глушаков, но вы никогда не были замечены ни в каких конфликтах. Откуда травля?
— Та же игра «Царь горы». «Кто такой Ребров – и куда он забрался?! Зачем ему эта благотворительность, куда он лезет в ворота? Какое ему чемпионство?!». Я сам, бывало, не очень верил в себя, а тут людям нужно было доказать, что успех – случайность.

— Хейт видится организованным мероприятием?
— Мне не хочется думать плохо о людях. Но здесь скажу, что возможно всё. Раньше, года полтора назад, хотелось даже выйти в народ и сказать: «Ну, давайте, какие вопросы»? Я отвечал всем в «Инстаграме», ещё что-то. Но потом мы много общались с отцом, женой, и они убедили, что единственный нормальный ответ — делать своё дело и показывать результат.

— Но Сергею Паршивлюку, намекнувшему, что в его уходе из «Спартака» замешана «Ромашка», ваши результаты вряд ли интересны.
— Это пинг-понг. Что-нибудь скажу – и прилетит ответ. Мне Паршивлюку нечего доказывать, а ему, видимо, проще собрать пазл из чьих-то слов, чем поговорить лично. К Сергею я очень хорошо отношусь, желаю ему развития и самореализации.

— То есть обвинения не по делу?
— Много внутряков случается, не всегда приятных. Бывают ошибки на поле, после которых не спишь. Но я стараюсь быть и даже считаю себя честным человеком.

«Спартак» — конец карьеры

— Почему вы ещё в «Спартаке»? Было ж много ситуаций, когда основа была далеко.
— Я, честно, сам не думал, что задержусь на такой срок. Пришёл в «Спартак» третьим вратарём и с мыслями сыграть хотя бы одну игру. Но сыграл одну – захотелось десять, сыграл десять – появилось желание и на пятьдесят, и на сто. Может, кто-то считает, что мы тут всю жизнь сидим и обязательно будем в составе. Но наш футбольный век закончится, я прекрасно понимаю ситуацию. Завтра будут играть Селихов или Максименко, а я им максимально буду помогать. Но при этом продолжу пахать как папа Карло. И пусть знают: если они расслабятся, осекутся, то я опять буду готов занять их место. В этом смысле я им конкурент-помощник, а не как пишут: «Ребров, уберите его, чтобы он не мешал команде».

— Что чувствуете, когда про это читаете?
— Да ничего уже. Сейчас главное — восстановиться. Ещё полгода действует мой контракт. Если буду нужен команде – с огромным удовольствием останусь. Я всё ещё хочу быть полезным и чувствую себя молодым и готовым играть.

— Кстати, как в бизнес-школе адаптируют к жизни после футбола?
— Сначала идёт анкетирование с главным вопросом: «Что для тебя основная боль после окончания карьеры?». Популярные ответы: «Я боюсь остаться без денег, без работы или без жены, потому что она привыкла к роскоши». Так составляется таблица основных страхов.

— У вас какой?
— Мне не страшна именно жизнь без денег. Хуже всего остаться без работы или потерять себя. Боюсь, что со своим интересующимся характером будет сложно сконцентрироваться на одном виде деятельности и потеряю время. Конечно, хочется продолжить жизнь в футболе. Но вот главным тренером мне не быть, потому что я смотрю на ребят, которые этим занялись – и мне их жаль. Работают круглыми сутками, мотаются, не видят детей. Нет, я не настолько люблю футбол, чтобы на такое идти. Тренер вратарей – интересно. Менеджер – тоже хорошо.

— Может, всё-таки в депутаты?
— Сейчас — нет. Мне интересны реальные дела. Если заниматься политикой, то на каком-то локальном участке, чтобы видеть результат. А слова и обещания – это просто пыль.

Фонд — дети

— У вас свой фонд «Своими глазами», в футболках которого «Спартак» выходил на матч с «Оренбургом». Какова ваша цель?
— Просто помогать детям. Уже говорил: хотелось, чтобы мои деньги приносили как можно больше пользы. Но я мог это делать в частном порядке, а создание фонда помогло устраивать акции, привлекать других инвесторов.

— Кто в «Спартаке» вкладывается?
— Я не хожу по команде, насильно не предлагаю. Бывает, майки прошу для аукционов. Но однажды пришёл Джикия, говорит: «Хочу в твоём фонде поучаствовать» Ему вообще была интересна система, как всё берётся. Я ему рассказывал на примерах. Вот, например, приезжает семья из Уфы, у них нет денег на срочную операцию, копить, например, придётся год. Тогда клиника даёт наш контакт, и мы помогаем. Потом покупаем ребёнку набор очков, линз, следим за ним, общаемся с родителями. Вот Геле был интересен такой вариант. Я вообще всем ребятам говорю: делайте добрые дела и не бойтесь рассказывать об этом. Уберите гордость. Люди тоже имеют право знать, что футболисты – не просто зажравшиеся скоты, которым всё вокруг безразлично. Мы тоже люди и хотим оставить после себя что-то доброе.

Автор: «Чемпионат» 26.02.2019.