Войцех Ковалевски: Не могу понять, чем я обидел Спартак
Огромное Войцеху спасибо. Что ему, уезжающему из Москвы, до репортеров? Квартира заперта, ключи сданы. Пожитки свалены в багажник. Но он не спешит покидать Сокольники. Дожидается нас, страдающих в пробке. Пьет кофе в крошечном ресторанчике вместе с приехавшим проститься Алексеем Зуевым, да товарищем, с которым будет добираться до Польши. Подменяя друг друга за рулем.
ДО СВИДАНИЯ, МОСКВА
— Договариваясь об интервью, вы сказали: «Чем скорее уеду из Москвы, тем лучше». Настроение ужасное?
— Проблема не в этом. Масса дел, и все надо решать быстро. Приехал за вещами.
— Вы провели в Москве два дня. С кем общались?
— С вами да Лешей Зуевым. Хотел встретиться с Максом Калиниченко, но он лечится в Германии. Поговорили только по телефону. Сейчас закончим с интервью — и в машину. Вещи уже в багажнике.
— «Хаммера»?
— Нет, поеду на другом автомобиле. «Хаммер» давно в Польше, сам его перегонял. Люблю водить машину. Несколько раз проделывал путь из Москвы до дома в одиночку за рулем.
— В Москву вернетесь не скоро?
— Хочу приехать на финал Лиги чемпионов. Посмотрим, получится ли.
— В «Спартаке» «спасибо» на прощание услышали?
— Мне даже шанса не дали что-то услышать. О том, что контракт со «Спартаком» не будет продлен, узнал 30 декабря. Когда все были в отпуске. Сейчас уезжаю, отпуск продолжается (наш разговор состоялся 13 января. — Прим. «СЭ»). Сидеть в Москве и чего-то ждать глупо — в Польше решается вопрос с моим трудоустройством.
— Все идет к тому, что продолжите карьеру в одном из польских клубов?
— Да, варианты с «Вислой» и «Короной» самые реальные. Ждать нет сил. Очень хочу играть. Возможно, подпишу контракт до лета. Дальше видно будет. В «Корону», к слову, приглашает Павел Янас.
— Бывший тренер сборной Польши, который перед чемпионатом мира-2006 отцепил от команды несколько знаменитых игроков вместе с вами — и провалил турнир?
— Он самый. В «Короне» Янас — спортивный директор. Три дня назад встречались, пили кофе.
— Не интересовались, почему он не взял вас на чемпионат мира?
— Незачем интересоваться. Уже ничего не вернешь.
ЗАКОН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
— Как вам сообщили, что со «Спартаком» контракт продлен не будет?
— Сначала позвонили из клуба, потом прислали факс. В тот же день прочитал об этом на клубном сайте.
— Рассчитывали на продление?
— Ни на что я не рассчитывал. Просто 4 декабря в Москве расспрашивал начальство о моей судьбе. Хотел узнать решение. Никакого ответа не получил, тянули до последнего. Я мог уже тогда начать тренироваться с какой-то командой, но вместо этого пришлось сидеть без дела. Потерял полмесяца.
— За прошедший сезон «Спартак» предлагал продлить контракт?
— Вы разве не слышали высказывания господина Шавло? Я всем говорил, что мой контракт заканчивается 31 декабря, а он уверял, что клуб может продлить его автоматически. Даже без моего согласия. «Нет, нет, Войцех ошибается…»
Я прекрасно понимал, что нового контракта не будет. Все к этому шло. Не могу понять другое: зачем нужно было тянуть? И почему меня не отпустили летом? «Спартак» получил бы деньги, я давно играл бы. Но клуб выбрал вариант, при котором теряли все. Может, вы знаете, в чем логика «Спартака»?
— Не знаем. И у вас никакой версии?
— Спросите как-нибудь на Покровском бульваре.
— Что означала фраза Шавло, будто клуб может продлить контракт в одностороннем порядке?
— Был такой пункт: если «Спартак» желал продлить со мной контракт, он мог это сделать до 31 декабря. Но есть еще закон человеческий. Юридически клуб имел право мариновать меня до Нового года, и он это сделал. Вместо того чтобы дать время хотя бы на то, чтобы перевезти вещи.
— При этом руководители «Спартака» общались с вами так, словно вы их чем-то обидели?
— Вот и я не могу понять: чем я их обидел?!
— К тому же вы, в отличие от Аленичева, клуб через газеты не критиковали.
— Но «поблагодарили» меня так же, как Аленичева. Честное слово, не таким представлял свой уход из «Спартака». Думал, эта команда станет последней в карьере. Закончу играть в Москве.
— Дмитрий Булыкин еще недавно сложности в карьере объяснял своеобразно: «Все потому, что личная жизнь складывается замечательно. Бог компенсирует…»
— Понятия не имею, за что мне воздалось. Но точно знаю: все, что происходит, — к лучшему. Надо только сделать выводы и не зацикливаться на ситуации. Нельзя биться головой о стену в поисках ответа: «почему?»
— Главный для вас урок из этой истории?
— Никому об этом не расскажу.
— Помните, когда в ваших отношениях со «Спартаком» все пошло наперекосяк?
— Я такой человек: если что-то мешает в работе мне или команде, в себе держать не буду. Скажу вслух. Возможно, футболисту стоит вести себя иначе. Это тоже урок. В «Спартаке» игроки обсуждали проблемы между собой — а руководство делало вид, что ничего не происходит. Но это влияло на результат, отвлекало от футбола! Закончилось тем, что убрали того, кто рассказывал о проблемах. Но — не сами проблемы.
— Рассказывали вы?
— Как правило.
— Вместо капитана?
— У нас был капитан. Дима Аленичев.
— Его преемник — капитан только на поле?
— Преемником Аленичева был выбран Максим Калиниченко. Выбран ребятами.
— Но руководство решило, что капитаном должен быть Титов?
— Не знаю, кто это решил. Я знаю эффект внутри команды.
— Прежде вы сталкивались с такой ситуацией: команда выбирает одного капитана, а повязку получает другой человек?
— Никогда.
— Андрей Тихонов сказал: «Если бы не ходил к руководству просить за ребят, до сих пор играл бы в «Спартаке». Готовы повторить то же самое?
— Большой привет Тихонову. Эти слова и про меня.
РЯДОВЫЕ И ГЕНЕРАЛЫ
— Последний год — потерянный?
— А как вы думаете? Здоровый футболист не играет сезон. Он может выходить на поле, но не выходит. Польза в этом тоже есть: я прошел через большое испытание. И не сломался. Хоть некоторые люди, которые смотрели на мои мучения со стороны, поражались: как выдерживаю унижения?! Ведь были моменты, когда мне просто показывали, что Ковалевски — никто!
— Например?
— Команда разминается, я занимаюсь в общей группе. Потом начинается игровое упражнение, пара вратарей в работе, а Ковалевски бегает по кругу. И так продолжалось месяц, два… Я не понимал, что от меня хотят? И зачем я в этой Тарасовке?
— Может, проверяли возможности вашего организма? Сколько Ковалевски способен терпеть?
— Уверен, да. От меня ждали нервного срыва.
— Что помогло не сорваться?
— Друзья, семья. Болельщики. Люди, не имеющие отношения к команде. Напишите, пожалуйста, о них — может, нам уже не доведется встретиться. Музыкант Дима, с которым познакомился в клубе «Чердак». Юра Червяков, который раньше работал в «Спартаке». Юра Данилевский.
Был, правда, момент, когда оказался на грани срыва. Не хватало капли. Я уже не мог отыскать для себя слова, чтобы успокоиться. Но потом сказал: «Войцех, тебя проверяют. Ждут, что сорвешься. Не надо давать этим людям шанс». И я сдержался.
— В противном случае вас выставили бы из команды, как Аленичева?
— Думал, что после высказываний Дмитрия в прессе руководство «Спартака» чему-то научилось. Любой урок — он должен быть для двух сторон. Только поэтому посчитал, что не стоит выносить в прессу проблемы нынешнего «Спартака». Для меня этот клуб важнее, чем собственная реклама. Конечно, мог отправиться в «Спорт-Экспресс», все рассказать — и недели две в футбольном мире обсуждали бы исключительно это. Но кто бы в результате выиграл?
И я пошел прямо к руководству. Аленичев атаковал главного тренера, а я размышлял о проблемах команды в целом. Которые легко решались. Но по реакции начальства все стало понятно.
— С кем разговаривали?
— С Шавло. При всей команде.
— Когда поняли, что с Сергеем Дмитриевичем вступать в беседы не стоило?
— Тут же. Когда он начал заикаться. После того как в «Спартаке» не поддержали Аленичева, коллектив распался. Это была проверка, которую мы не прошли. С того дня каждый был сам по себе, никто никому не помогал. По этой причине и упустили золото в 2006-м. Хотя кто-то, допускаю, скажет: проиграли из-за ошибок Ковалевски. Ну и ладно, пусть все вешают на меня.
Да, много говорилось о моих проколах. Но покажите вратаря, который не пропускает нелепых голов. Вопрос в том, кто и как хочет смотреть на эти ошибки.
— Как реагировал человек с капитанской повязкой, Егор Титов?
— Оставьте вы его в покое. Титов много сделал для «Спартака» как игрок, не будем о нем. Пусть другие оценивают.
— В какой момент потеряли к Шавло всякое уважение?
— Это было так давно, что сейчас и не вспомню… С гендиректором нет никакого смысла разговаривать, он ничего не решает. И никто не хотел с ним иметь дело.
— Зачем же вы на собрании затеяли беседу?
— А с кем я должен был говорить?
— К Федуну не пробиться?
— Нет.
— Даже не пытались?
— Он же сказал — «генерал не общается с рядовыми». Кстати, из истории знаю, что самые великие генералы стремились общаться со своими солдатами. Потому добивались огромных побед.
— В «Шахтере» «генерал» был совсем другим?
— Да. К Ринату Ахметову отношусь с колоссальным уважением. Видел, что он не ставит себя выше остальных по принципу финансового благосостояния. Говорит на равных и с футболистом, и партнером по бизнесу, и человеком, который убирает у него на стоянке.
— Федун утверждает, что встречается с командой дважды в год — до сезона и после. Так и есть?
— Чаще. Когда команда добивается успехов — почему бы не встретиться? В 2005-м Федун танцевал с нами в раздевалке. Почему не обнять Ковалевски, когда выиграли серебро и вышли в Лигу чемпионов? В такие минуты с «рядовыми» общаться приятно…
— Если бы сейчас к нам подсел Шавло, что бы ему сказали?
— «Вы не могли бы пересесть за другой столик?»
ВОСЕМЬ ШВОВ
— К Владимиру Федотову отношение у вас теплее?
— С чего вы взяли, что в моей душе живет злость на Федотова? Да, было недопонимание, Федотов в какой-то момент просто закрылся, но я его не осуждаю. Наверное, ему было трудно выслушивать мнения игроков. Понимал: все равно не сможет ни на что повлиять. А врать в глаза не хотел.
— Владимир Быстров нам рассказывал, что вы с главным тренером отлично ладили. Что не помешало вскоре тому же Федотову заявить: «Ковалевски слабый вратарь, мне не нужен…»
— Вопрос в одном: свое ли мнение высказывал Федотов? Или кого-то из начальников?
— Разговаривали с главным тренером, почему выпали из состава?
— В январе 2007-го, когда «Спартак» сидел на сборах в Турции, я спросил о чем-то Григорьича. Услышал в ответ: «Ты сам виноват, что „Спартак“ ищет вратаря…» Вы поняли? «Спартак»! Он говорил не об ошибках, а о моих высказываниях. Как тренер, Федотов не высказывал мне претензий по поводу тех голов.
— Но как-то на пресс-конференции игру Ковалевски он прокомментировал жестко: «Посмотрите на табло».
— Это было после «Москвы». Именно тогда дошло, что поддержки тренера больше нет. Игрок всегда такое чувствует. Я готов принять любую критику, но говори со мной напрямую. Тренер — игрок. Если хочешь что-то сказать, подойди ко мне, — не надо действовать через прессу!
Вы ничего не знаете про тот матч. Я должен был уйти с поля минуте на двадцатой. Получил травму, но остался в воротах. Потом был матч в Раменском, и я уже не повторил ошибку. Попросил замену. Правда, там было все серьезнее — один глаз ничего не видел.
Не будь эпизода с «Москвой» и высказываний Федотова, я и с «Сатурном» доиграл бы до конца. Или до момента, пока не упал бы.
— Зачем?
— В такие секунды бьешься за тренера. Помню, в Донецке мы сражались за исторический первый титул «Шахтера». У меня рука была разорвана так, что после каждого матча накладывали заново восемь швов. Свитер был красным от крови. Вы снова можете спросить: зачем?
— Спрашиваем.
— Невио Скала попросил меня набраться мужества и доиграть три последних матча. Я остался, мы выиграли и получили чемпионство. Я играл за тренера! За человека!
— Однако проходит время — и о ваших подвигах никто не вспоминает. Что в «Шахтере», что в «Спартаке».
— C’est la vie.
«ГДЕ ТВОЙ ДРУГ?»
— Чем нынешняя ситуация отличается от той, что была в «Шахтере»?
— В Донецке все было иначе. Сначала лечил травму, затем долго восстанавливался. У Ахметова гигантские финансовые возможности — он просто купил нового голкипера. Получилось так: одновременно в «Шахтер» пришли новый главный тренер Шустер и новый вратарь Плетикоса. Я уже был на трансфере. Шустер на меня толком не успел посмотреть, вместе провели две тренировки. Потом Мариуш Левандовски рассказывал, что к нему подошел Шустер: «Где твой друг Войцех?» — «Уехал…»
— Вы говорили, что и в «Шахтере» с вами поступили не совсем красиво.
— Да. Все разрешилось только после личной беседы с Ахметовым. А то держали-держали, просили за меня деньги, потом президент объявил: на полгода в аренду отпустим бесплатно…
— Еще была загадочная история с номером на майке.
— Была. Смешно вспоминать. Когда перешел в «Шахтер», получил 16-й номер. Что вполне устраивало. Прежде основным голкипером в Донецке был Вирт, и у него на свитере была «единичка». Вскоре ее предложили мне, но я знал, что Вирт болеет. Чтобы парня не добивать окончательно, от его номера отказался. Это было бы неуважение.
Когда Вирта продали, номер освободился. Мы стали чемпионами. Я уговаривал в межсезонье руководителей сохранить на моей спине цифру «16» — и в отпуск уехал с уверенностью, что они все поняли. Но вернулся, получил новый комплект формы — и вместо «16» увидел «1».
А дальше те же люди очень быстро начали у меня первый номер отбирать для Плетикосы. Хорошо, что в «Спартаке» мне дали тридцатый — и никто на него не претендовал. Да я никому бы его не отдал.
— Года на спартаковской скамейке достаточно, чтобы начать сомневаться в себе?
— А я не сидел на скамейке.
— Хорошо, на трибуне.
— И там не всегда. Потерял ли уверенность — покажет время. Меня ничто не пугает. В Донецке я тоже ведь целый сезон не знал, что такое официальные игры. Так что опыт есть…
— В прошедшем году был хоть один день, который можете назвать счастливым?
— Сейчас пытаюсь что-то выделить и не могу. Разве что тот февральский денек, когда сыну исполнился год, я провел дома — и это было замечательно.
— По зарплате вопросов к «Спартаку» не возникало?
— Нет. Но никакая зарплата не стоит потраченных нервов. В «Спартаке» играл не из-за денег. Между прочим, в Москве условия у меня были хуже, чем в Донецке. Но думал лишь о том, что попал в легендарную команду. Которая была на изломе. Тогда, в 2003-м, в «Спартаке» все было поставлено с ног на голову.
— Каждый приезд в Тарасовку в прошедшем сезоне был для вас словно каторга?
— Я относился по-другому. Любая тренировка для меня складывалась из маленьких побед. Поймал мяч — победа. Пробежал круг — тоже. И я шажочек за шажочком пробивался сквозь густой лес. Старался не размышлять о завтрашнем дне. Как представлял, что надо ждать еще восемь месяцев, становилось жутко. Если бы думал о будущем постоянно, сошел бы с ума.
— На близких злость не срывали?
— Нет. Да и жена все понимала. Видела, в каком я состоянии. Три с половиной года я стабильно играл, был востребован на сто процентов. А потом движок попытались заглушить. Но это невозможно, он все равно будет работать, а энергию нужно на что-то направлять.
— По вашим же словам, матчи посещали редко. Почему?
— Я несколько раз сходил, и мне очень не понравились некоторые комментарии соседей по адресу команды. Впрочем, ко мне лично болельщики прекрасно относились, и я всегда буду это помнить… Мечтал увидеть забитые Лужники — и на матче с ЦСКА был побит рекорд посещаемости чемпионатов России. Я был счастлив.
ДОГАДАЙТЕСЬ САМИ
— За что уволили тренера вратарей Юрия Перескокова?
— Перескоков вывел меня на уровень «Спартака». Меня, Диму Хомича и Лешу Зуева классно готовил к играм. Мы, вратари, прогрессировали, в играх это было заметно. Работали дружно и уважали друг друга. Хотя поначалу было всякое.
— Когда вы чуть не подрались с Зуевым?
— До драки было далеко, но словами обменялись крепкими. А когда взяли Плетикосу, начальники подумали — Перескоков будет необъективен в оценке нового вратаря. Чего-то испугались. И убрали.
— Как работалось с его сменщиком Стауче?
— Толковый тренер, хороший человек. Занимается своим делом, никуда не лезет.
— Кроме «Локомотива» вас летом кто-то звал?
— Были звонки из Испании, но предлагали «вариант Матузалема». С разрывом контракта. Ответил, что такое — не для меня.
А с «Локомотивом» все выглядело странно. Встретился в Москве с Липатовым, и, как я понял, на следующей встрече вопрос будет решен. Мне сказали: «Скоро приезжает тренер, последнее слово за ним». День спустя читаю интервью Бышовца: «Я без Ковалевски не могу». После этого — тишина.
— Так кто заблокировал переход — Бышовец или Липатов?
— Не в курсе. Они пропали, и все. До этого выдернув меня с австрийского сбора в Москву.
— Вы не могли летом настоять на уходе из «Спартака»?
— Я настаивал — и меня отправили на трибуну. Черчесов был откровенен: «У нас есть первый номер — Плетикоса. Что скажешь?» — «Саламович, я не умею быть вторым номером. Буду работать на тренировках, но что я вам докажу? Всем известен мой потенциал. Поэтому хочу уйти». Ну и уходи, ответили мне. И перестали включать даже в запас.
— Сейчас вы — свободный агент?
— Правильно.
— Казалось бы, в российском чемпионате должны быть нарасхват. Но почему-то предложений нет.
— Не знаю, что происходит. Не буду же сам обзванивать клубы? Поступят предложения — агент сообщит. Но их нет.
— С Черчесовым попрощались?
— Пока нет. Сегодня позвоню, перед самым отъездом. Много говорить не буду: «Спасибо, до свидания, желаю удачи». «Спартак» был до Ковалевски — и будет после.
— Если бы Черчесов захотел вернуть вас в ворота — ему бы не дали это сделать?
— Не дали бы. Между прочим, при Федотове было такое. После поражения в Химках на матч с «Москвой» он планировал поставить меня. Но ему не позволили.
— Как надо вести себя в «Спартаке», чтобы там заиграть?
— Быть собой.
— Вы пытались — и судьба у вас довольно печальная.
— Ну и что? Ничего не потерял. Остался собой, и таким меня запомнят. Я не был тряпкой. Никогда не буду прогибаться и говорить про белое, что это — черное. Сохранил лицо. Пусть цена и высока.
— Черчесов сказал про Быстрова, доигравшего матч с тяжелой травмой: «С такими можно идти на войну». Из всех игроков, с которыми сталкивались вы, — с кем в первую очередь пошли бы на войну?
— С Зуевым. Он всегда меня поддерживал. С Калиной, Боярой, Быстровым, Баженовым, Торбинским, Моцартом, Дедурой, Йиранеком, Ковачем, Родригесом, Погатецем, Видичем…
— Вы всю основу «Спартака» перечислите!
— Кроме двух человек.
— Кого не назовете?
— Догадайтесь сами.