В советском футболе наперечёт были футболисты, к которым одинаково почтительно относились поклонники клубов-антагонистов – таких, как «Спартак» и «Динамо», и киевское, и московское. Пожалуй, Фёдор Черенков в условном рейтинге всеобщих любимцев был – какое же всё-таки безжалостное слово! – вне конкуренции. Народных артистов в СССР было множество, народный футболист – только один. Ему это звание сам народ и присвоил – за простоту, скромность и, конечно же, за спортивный талант. В Черенкове удивительным образом сочетался игровой гений и аномальная для того сурового чемпионата – считайте Лиги чемпионов 15 ныне независимых государств – душевная мягкость. Именно мягкость – не мягкотелость. На зелёном газоне от этой застенчивости не оставалось и следа.

За пару лет до развала Союза Черенкову пожаловали-таки приз «Верность клубу». Не получи его Фёдор, это было бы величайшей несправедливостью – ибо таких патриотов одной команды даже в ту пору, когда и слова «трансфер» в нашем лексиконе не существовало, а переходы из одного общества в другое подчас осуществлялись на самом высоком партийном уровне, ещё поискать надо было. В сущности, вся его сознательная жизнь прошла в «Спартаке» или со «Спартаком».

Коренной москвич, Федя в 12 лет попал в школу красно-белых и с тех пор был верен клубному ромбику. В выпускном классе его заметил и привлёк в дублирующий состав сам Николай Старостин, отец-основатель клуба. А в основу взял другой мэтр – Константин Бесков. Скромные физические данные и не самую выдающуюся выносливость организма природа-матушка компенсировала Черенкову иными качествами – удивительным чувством мяча, широким игроцким кругозором, глубоким пониманием футбола. На фоне гренадёров-киевлян Фёдор смотрелся не слишком убедительно – но лишь до тех пор, пока не встречался с мячом. С ним он подчас выделывал такие штуки, что болельщики на трибунах только за голову хватались: «Ай да Федя, ай да молодец!».

У Черенкова не было жёсткой привязки на поле. Ни Константин Бесков, ни сменивший его Олег Романцев не загоняли его в строгие рамки схем. Сегодня амплуа Фёдора обозначили бы заимствованным у итальянцев словцом «фантазиста». Во времена Черенкова это называлось «свободный художник». Разумеется, его стихией было наступление – какой же, право, тренер в здравом уме стал бы зажимать такого умельца в обороне? Но организация атаки доставляла Черенкову не меньшее, а быть может, даже большее удовольствие, нежели её завершение. Он был нежадным на передачи – напротив, доставлял мяч партнёрам в лучшем виде. Но и сам приложиться мог недурственно.

Пожалуй, именно лёгкий, по-кошачьи пластичный и по-футбольному проницательный Черенков олицетворял собой «Спартак» 80-х – начала 90-х годов прошлого столетия. Команду, в гонке за результатом не забывавшую об эстетической составляющей игры. На весь «Спартак» в лучших матчах любо-дорого было посмотреть, но Фёдор не то что на «Спартак» — на всю лигу был такой один. Искушённая столичная публика валом шла «на Черенкова». И он, как правило, не обманывал её ожиданий.

В 1990 году Фёдор сорвался было «за бугор»: все ехали – и он поехал. Во Францию, в «Ред Стар». Но очень скоро понял: не его это. Другой язык, общество – на чужбине ему было неуютно. Да и команда досталась скромная. В общем, легионерский хлебушек Черенкову не понравился. Заканчивать он вернулся туда же, где и начинал. В родной и любимый «Спартак».

Прежде чем повесить бутсы на гвоздик, Фёдор пополнил и без того внушительную наградную коллекцию: к трём чемпионским медалям союзной чеканки добавил золото и Кубок России. И лишь после этого завершил выступления. Завершил на высокой ноте, в ранге действующего чемпиона страны.

Увы, сделать тренерскую карьеру Черенкову не удалось. Он, в общем-то, не особо и пытался. Из гениальных футболистов редко выходят великие наставники. А Фёдора Фёдоровича к тому же беспокоили проблемы со здоровьем.

Какое-то время Черенков состоял на тренерской работе в «Спартаке», но довольно скоро убедился, что к этому ремеслу душа у него не лежит. Зато в футбол за ветеранов гонял с огромным удовольствием. На каком бы стадионе он ни появлялся, везде встречали на ура. В эти минуты Черенков расцветал. И на его добродушном лице снова появлялась такая знакомая, чуточку застенчивая улыбка.

Больно осознавать, что мы больше её не увидим…