— А правда, что в то время, в восьмидесятых, классическая бесковская команда «Спартак» делилась на два лагеря: «режимщики» и «отвязные»?
— Нет. Была строгая дисциплина, спиртное принимать было нельзя, опаздывать на тренировки — нельзя. Это сейчас все по-другому: тренировку пропустил, не приехал, на тебя штраф накладывают, а в то время были настолько жесткие условия для игрока в команде... Если ты нарушал режим, вставал вопрос о твоем пребывании в команде. И даже если думал вдруг уйти, переметнуться в первую лигу — нельзя, ты терял работу вообще. А кроме футбола, что ты умеешь еще? Ничего! Поэтому психологически надо было доказывать, что на тебя можно рассчитывать. А если ты выпиваешь, и это вдруг заметят!.. Такое ЧП! Шло обсуждение на комсомольском собрании, обсуждалось твое пребывание в команде, предупреждения давали, в учетную карточку заносилось.

— Но тайно, чтоб начальство не узнало, в узком кругу, наверняка же собирались — с Гавриловым, Дасаевым, признайтесь?
— Конечно было, но мы друг друга прикрывали, выручали. Таких уж «режимных» игроков у нас и не было.

— А Сергей Шавло?
— А вы с ним об этом и поговорите. Хотя давление нам мерили два раза в день — проверяли. Поведение было одним из главных атрибутов — чтобы к тебе начальство относилось уважительно и так далее.

— Был ли серьезный конфликт между Бесковым и командой?
— Конфликта особого не было, была какая-то общая неуверенность. Бесков сначала подал заявление об уходе, потом забрал его обратно. А потом он уехал отдыхать и просто оставил список тех игроков, которых он хочет поменять, отчислить. Там было восемь человек основного состава. И список двадцати двух новых игроков, которых он хочет взять. Встал вопрос: либо ребята, либо тренер. Отношения натянулись. И Бескову пришлось уйти. Он очень переживал это.

— А вы?
— Я?.. Я немного стеснялся того, что встал на сторону ребят. Через некоторое время мы все ездили к Бескову домой, объяснялись.

— А вы входили в тот список восьми?
— Нет.

— Вы изучали технику иностранных футболистов, брали что-то «оттуда»?
— К сожалению, информации было мало, по телевизору ничего не показывали, а потом... зачем? У нас тренер был такой, что сам мог все рассказать и показать.

— Как вы относились к тому, когда против вас, «технаря», играли жестко?
— Я был всегда, что называется, в игре, не замечал даже каких-то ударов по ногам. Только когда сбивали, лежишь и думаешь: стоп, это уже нарушение правил. Я всегда был беспредельно увлечен игрой.

— А сами использовали силовые приемы? Запрещенные?
— Нет...

— А я помню, как вы Бессонову врезали, когда «Спартак» в Киеве играл. Он потом так трагично смотрелся.
— Да, было. Это нехорошо, что я так сделал. Нервы подкачали...

— Чего вы так и не смогли достичь в жизни?
— Я просто живу. Я не ставил целей в этой жизни. Только сейчас мои жизненные цели стали более прагматичными, а раньше цель была одна — выиграть очередной турнир. Когда я стал играть за сборную, конечно, хотелось выступить на чемпионате мира, на чемпионате Европы, но вот... не посчастливилось. А я особо и не сожалею. Когда-то переживал, а сейчас — отношусь ко всему философски.

— Вы сейчас, просто как болельщик, болеете за «Спартак»?
— Болею, но я ничего не анализирую, я просто хочу, чтобы «Спартак» наконец выиграл Лигу чемпионов.

— А какой свой день рождения вы помните, самый феерический?
— В 1979 году, на Спартакиаде, мне исполнилось двадцать лет, мы «сидели» на сборах на нашей базе в Тарасовке, и был шикарный торт, очень большой, в виде футбольного поля, даже с воротами из шоколада... Но я не придаю особого значения праздникам, особенно своему дню рождения. В этот день умер Высоцкий. Так совпало. Теперь это для меня день памяти.