– Говорите так, словно выступали и за иные команды, а не пятнадцать лет защищали цвета армейцев!
– Справедливое замечание… Словом, продолжаю: в 60-е годы в ЦСКА рассказывали легенды о знаменитой глазунье, без которой в Тарасовке ни одна трапеза не обходилась. Однажды мне представилась возможность ее попробовать. Я очень дружил с Андреем Старостиным. Вернее, хорошо знал всех четверых братьев, но особенно сблизился с Андреем Петровичем. Поразительный, должен вам сказать, был человек! Редкий ум, блестящая эрудиция, удивительный такт и врожденная интеллигентность. Мог главами цитировать «Евгения Онегина», говорил образно, точно, красиво. Знаете, как он меня называл? «Вольдемар, принц датский». Звонил и говорил: «Вольдемар, жду тебя у подъезда. Нам пора на футбол!» Я садился в машину и ехал с площади Маяковского на «Аэропорт», где жил Старостин. Выполнял обязанности персонального водителя. После какого-то из матчей Андрей Петрович позвал меня к себе домой. Его жена работала актрисой в цыганском театре «Ромэн», со спектаклей возвращалась поздно, поэтому хозяин решил самостоятельно приготовить гостю ужин.На раскаленную чугунную сковородку бросил полпачки масла, которое тут же зафыркало-зашипело, разбил не менее десятка яиц и оставил жариться на высоком огне.
– И никакого бекона или сыра?
– Глазунья в чистом виде, без всяких примесей! Получилось потрясающее блюдо, настоящее произведение искусства. Большей вкусноты в жизни не ел! И сегодня завтраки в «Спартаке» немыслимы без традиционной яичницы, но та, сделанная Андреем Петровичем, остается вне конкурса.
– Отвлечемся от гастрономии, Владимир Григорьевич, а то, боюсь, не поймет нас народ. Почему стали футболистом, не спрашиваю: с таким отцом вам прямая дорога на поле лежала.
– Совсем не факт. Наоборот: имея прославленного папу, намного сложнее было доказывать профессиональную и человеческую состоятельность. Все ведь невольно сравнивали с великим отцом. Приходилось из кожи лезть, чтобы соответствовать. Помню, отправились как-то на футбол, приехали на «Динамо». Вокруг толпы болельщиков, тогда, в начале 50-х годов, на каждом матче на трибунах был аншлаг. Словом, пробираемся к служебному входу. Папа кепочку пониже на глаза надвинул, воротник пальто приподнял, вроде как замаскировался. Но разве от народа спрячешься? Идем и непрерывно слышим за спиной шепот: «Григорий Иванович! Григорий Иванович!» Что и говорить, отец был личностью. Его обожали и рядовые болельщики, и высокие начальники. Скажем, многолетним папиным поклонником являлся маршал Советского Союза Гречко. Когда отца не стало, Андрей Антонович перенес часть любви на членов нашей семьи. Пригласил к себе мою маму и сказал, что назначает мне с сестрой пенсию по утрате кормильца. До достижения совершеннолетия мы регулярно получали эти деньги.